«Печатник книг невиданных» Оксана Иваненко
«Печатник книг невиданных» читать
посвящается
ВЛАДИМИРУ Татаринова
Тебе посвящаю эту нехитрую повесть
О печатника невиданных книг.
Книги - это наша работа, наша совесть.
Целебной воды живой ручей.
Не знаю до сих пор, где твоя могила,
Ты в боях, или в застенках погиб,
И я буду делать, пока в руках сила,
Все, что ты себе в жизни не успел ...
1945-1964 гг.
Максим Грек
- Книги - это реки, поят вселенная, - услышал диакон глухой голос старца.
Второй голос задумчиво, но твердо повторил за ним:
- Книги - это реки, поят вселенную.
Диакон не посмел постучать и взволнованно отошел в конец сеней. Под этим низеньким потолком он казался особенно высоким. Когда строили монастырь, видимо, хотели, чтобы потолок напоминала своим сводом небо, но слишком низко спустили ее над головами людей.
Слова, услышал диакон, проникли в сердца, как пронзили его. Книги. Как он часто думал о них, особенно после того, как умерла его жена и он остался один с маленьким сыном. Он стремился найти некую высшую радость. До сих пор книги были сокровищем немногих. Месяцы и годы переписывалась каждая книга, тщательно разукрашивалась художественным орнаментом, заставками, концовками. Ее оправлял в роскошную оправу, часто с драгоценными камнями. Это все показывало любовь и уважение к книге. Но кто мог приобрести ее, такую дорогу? Только богатые монастыри, церкви и богатые бояре, иногда отдавали за желаемую книгу и земли, и села. А сколько людей требовало читать и не имело возможности! Как часто диакон думал над этим.
Дверцы кельи отворилась. Чуть склонив голову, чтобы остроконечная с мехом шапка не задела потолка, потому что он также был высокий, вышел царь Иван Васильевич. Он прошел во двор, глубоко задумался, не обратив внимания на диакона, низко склонился перед ним.
Двери кельи остались открыты. В сумерках белела одна длинная узкая борода. Старец стоял в углу, худой, похожий на святых, рисованных на монастырских иконах. Но кто подходил ближе, у того такое сравнение невольно исчезало. На иконах святые были спокойны, тихие, а у этого глаза до сих пор горели таким огнем, что искры там были, в этих черных глазах.
- Это ты, Иван? - Спросил он тихо. - Иди ближе, садись!
Диакон почти с благоговением подошел к старому и поцеловал руку, тяжело поднялась, чтобы благословить его. Он почувствовал на устах ощупь холодной тонкой кожи, обтягивала кости, как на руке не было мышц. Из-под черного рукава подрясника, у запястья, диакон Иоанн увидел темные рубцы. Он знал, откуда эти рубцы. Ведь перед ним был тот непримиримый знаменитый ученый, известный Максим Грек, что около тридцати лет сидел заключенный, а из них двадцать два года был в цепях, - и он уважительно поцеловал эту руку. Когда-то, еще при царе Иване III, молодого талантливого ученого, хорошо осведомленного не только греческой, но и с различными южнославянскими языках, с итальянской, с латынью, вызвали с Афона исправлять и переводить священные книги. Ученый грек Максим не только исправлял, он, слышавший когда стремительно воспалительного проповедника Саванаролы, начал разоблачать богатые монастыри, богачей, живших с страшной труда крестьян. Эти разоблачения не нравились властителям мира. Максима Грека обвинили в ереси, то есть в ложном толковании христианской веры, и осудили. Никогда больше он уже не увидел своей родины. Освободили его семидесятипятилетний немощным старцем.