«Сказка о змею и орла, или неблагодарного приятеля»

Сказка о змею и орла, или неблагодарного приятеля

Тема сказки Эммы Андриевской - дружеские отношения

Когда еще всякое создание на земле еженедельно ходило отчитываться Творцу о своих делах, то нагодилося, что на скале, на которой животные ждали Бога аудиенцию, где слишком долго разглагольствовала стоножка, орел и змея перекинулись несколькими словами, из тех слов сама собой виснувалася разговор, во время которой орел удивился умом и добротой гадюки, в частности же точностью отдельных ее суждений, и поэтому, когда со временем все разошлись по норам, домам и водоемах, гадюка и орел почувствовали в них столько общего, что они не способны жить друг без друга.

С тех пор и повелось, что орел зачастил к гадюки, потому умнее и добрее создания он до сих пор не подибував, и гадюка заботилась о своем гостя, как только могла, а орел, который до сих пор жил одиноким Бирюков, благоволил заботиться о своей благородной приятельницу , пытаясь угадать ее малейшее желание.

Однажды случилось, что орлу не удавалось в охоте. Сколько он бросался на добычу, все почему-то ускользало из когтей, и в тот день измученный, голодный и ободранный орел явился гадюки без гостинца.

Посмотрела гадюка на орла, ей стало жаль зачевьядилого приятеля, и она решила помочь ему, призвав на помощь всю свою мудрость.

Орел очень мне по душе, - рассуждала гадюка, - и мы, собственно, почти кровные, так как его шея и мое тело, хоть и не слишком красноречиво, однако неоспоримо напоминает о совместных родственников, а это ко многому обязывает. Правда, как на нормальную существо, орел несколько странное существо, и все его беда от того, что он не стоит на земле обеими ногами, уже минуя то, что он не способен даже по камням проползти на брюхе. Но в конце концов, что можно ожидать от судьбы, которая заставляет существо с живой кровью парить под облаками.

- Дорогой друг, - сказала змея, сосредоточено проводя пальцем по своему блестящем, мудрому темени, - все твое несчастье от того, что тебя обделили крыльями.

Орел очень удивился такому ответу, а он гнал: гадюка добра и дает лишь разумные советы, то он тяжело задумался, как ему теперь быть, ведь до сих пор вся его жизнь находилось в крыльях.

- Твой единственное спасение - научиться ползать по норам и обострить зрение, потому живность скрывается в щелях, и только ночью все становятся видящие.

Еще больше удивился орел, поскольку до сих пор он считал т ресниц зрение очень острым, хотя змея уже несколько раз ему деликатно намекала, что нельзя быть слишком высокого мнения о своих способностях, в частности, когда это касается зрения, без которого можно и вообще обойтись. Но упоминание о ночи его окончательно ошеломило, так темень составляла для него часть небытие, из которого он каждый раз вырывался на свет солнца в небо, где его грудь рассекали воздух и все, что населювало землю, было видно как на ладони, протянутой к его услугам .

- Это заблуждение, поправила орла гадюка, - ни неба, ни воздуха, ни света, собственно, не существует. - Это выдумка тех, что живут в облако *, а тут надо крепко держаться земли, иначе ты пропадешь. Поскольку мне, как никому, зависит на твоем будущем, я приложу все усилия, чтобы ты приспособился к этому миру. А для этого надо отбросить прежде всего твое странное предубеждение ночь.

Тяжело задумался орел, потому что его все плотнее начал окутывать ужас перед теменью, которую принялась восхвалять змея. Ведь пространства, в которых он до сих пор летал, наполняли его жизнью и мощью, каждый поток воздуха ласкал его тело, напоминая, что, сколько глаза, все его владениях - но гадюка так настойчиво доказывала, мол, орел ошибается, привыкнув воспринимать, пусть и которые привлекательны, уроення за диснисть, что он, зашатавшись, согласился.

Правда, ему сжалось в груди от одной мысли, что он навсегда должен отречься облаков, высоты и солнца, однако змея так убедительно утверждала, что он ничего не понимает в этом мире, а впоследствии, мол, и сам убедится, с которой беды она его спасли, вплоть орел окончательно потерял уверенность: а вдруг гадюка действительно прав. Потому что гадюка желает ему добра, нанося себе самой лишних хлопот, орел видел, и его сердце таяло от большой благодарности, что гадюка так старается для него.

- Мы с тобой очень похожи, несмотря на несущественную этажное разницу, - утешала гадюка орла, - но прежде всего, что ты очень должен избавиться, чтобы наконец полноценно войти в действительности, это крылья, потому что эта бестолковая сооружение, уродует твою осанку, вместо делать ее , как моя спина, гладкой, только убивает тебя в заблуждение. С таким дубиной на туловище ты не пролезешь в одну щель и никогда не научишься жить, как все порядочные создания.

- Но крылья - это моя душа, - пробовал возражать орел, и гадюка только пожала плечами, намекая, что это довольно туманное определение, по которому ничего не содержится.

- Я действительно не могу без крыльев, - вздохнул орел, однако змея начала стыдить своего друга, давая ему понять, что если он повторит это не ей, а кому-то другому, то с него смеяться в приличном обществе.

- Крылья - это лучшее во мне, - с кровью на сердце признался орел, и гадюка терпеливо заверила его, что чрезмерное ценить крыльев, это, искренне казавшы, обычная высокомерие, недостойное порядочного создания. В ее родословной никогда никто и намека на крылья не было, а, слава Всевышнему, все жили в достатке, и, как ему известно, никто из змеев в дураках не ходил. Поэтому ссылаться на крылья, как на какую-то особую милость провидения свидетельствует о душевной неуравновешенности, которую надо искоренять с колыбели, чтобы стать полностоимостным созданием.

- Хорошо, - чуть выдохнул орел, выпрямив раз могучие крылья, - пусть будет, как ты говоришь. Обрубит мне этот хлам.

Если бы мне кто-то другой рассказал, что орел, который пришелся мне по душе за ум и ширь кругозора, на самом деле имеет взгляды узкие от понятий полевой мыши и страдает от уроень, которые посоромилося бы выразить не только змеенышей, но и найшолудивиша пиявка, я никогда не поверила бы, - рассуждала змея. Однако она не сказала этого вслух, чтобы не обижать приятеля, а быстро попереламувала все перья и показала, как он заползать в щели.

И орлу, как он трудился и потел, это никак не удавалось.

- Какой же ты излишне нелепый, дорогой мой друг, размышляла дальше гадюка, ходатайствуя у орла. - И какой же ты маленький, ты, которого я до сих пор считала недостижимым и большим. Вероятно, так всегда оно со всеми теми, которые, неизвестно почему, подносят к небу. Пока они шастают где-то по какой-то вымышленной высоты, где их никто не видит, а потому и не имеет возможности проверить, то действительно все так, как говорят, то о них и славы, что они способны возноситься чуть ли не до самого верховья мироздания . Но как они вообще способны летать, когда ни один из них, такие как мой приятель, не могу пролезть в обычную нору? Что-то здесь неладно с их величием. Ведь и глупое змеенышей, никогда не выявило бы сколько тупости, неуклюжести и отсутствия здравого смысла, как это обладатель высот, звиннистю, силой и умом которого я еще недавно восхищалась.

Однако гадюка и на этот раз не произнесла вслух того, что думала, а только, имея доброе сердце, еще больше пожалела орла и решила удвоить усилия, чтобы хоть немного научить своего приятеля действительности.

Правда, несмотря на все ее попытки орел то на глазах все тупишав, тщедушный и уже едва дышал, хотя змея не теряла надежды, что это сразу же пройдет, как только он преодолеет первые шаги науки, к которой, по гадючине большое разочарование, которое она тщательно скрывала, чтобы не обижать своего подопечного, его приятель оказался такой нетямковитий.

Орел и сам чувствовал, как с каждым мгновением он все безнадежнее туманится и теряет господство над собой, как его мысли, что до сих пор отмечались смелостью, проницательностью и, прежде всего, Молниеносность, превращаются в медленную, гнилую Потеруха, непригодную не только выразить самый движение души , но даже таких слов, как небо, пространство, свет. И чем тщательнее он пытался угодить змею, то угловатым и глупее он становился, слыша, как камень растет в груди.

- Это потому, что ты слишком много думают о облака, крылья и солнце, вещи, которые сбивают порядочного существо на путь химер и чрезмерной заносчивости, - разъясняла орлу гадюка вечные истины, - а недостаток скромности - смертельное тормоз для самосовершенствования, а тем самым и к дальнейшему развитию, без которого все мы остались бы одноклеточными.

- Гадюка умная, опытная и всем сердцем желает мне добра, - еще больше расстроился орел, - а я действительно слишком нелепый и плохой. Вскоре и куры засмеют.

- Только что я действие, когда не хватает ей поговорить о ночь, приучая меня к настоящей действительности, как перед моими глазами бурно от Орского потока весной вспыхивает солнце и небо, которых я не могу забыть, и гадюка никак не справится совета по моим вдребезги испорченным характером.

- Я тебя посажу в пещеру, - предложила наконец гадюка, - может в вечных сумерках ты скорей сосредоточишься и тогда лучше пойдет и наука.

И в пещере, которая скорее напоминала тесную яму со скалистой крышкой, орел окончательно похудел, занечупарив и стал ожидать смерти.

Наверное так и закончилось бы его прозябание, если бы однажды, когда гадюка, вымученная непонятливостью своего ученика, пошла на охоту, забыв в спешке замкнуть пещеру, где орел на брюхе пытался проплазуваты в щель, пытаясь хотя бы перед смертью усвоить благотворительные советы своей опекунши, он не свалился в пропасть.

Падая вниз, орел невольно вытянул потерзани крылья, незаметно для него и гадюки успели отрасти, и вылетел из пещеры, а тогда, от внезапного света забыв все угрущання гадюки и широко открыв глаза, которые еще не успели ослепнуть от пещерного мрака, медленно поплыл по небу.

И только вверху все выше рассекая грудью воздух, он почувствовал, как у него вливается жизнь, мощь и ум, заставляя его выписывать круги от радости. И, поднимаясь каждый раз стремительнее и увереннее, орел навсегда понял: он уже никогда не вернется назад.

- Ты неблагодарный предатель! - Крикнула ему снизу гадюка, увидев высоко над собой тень своего бывшего приятеля, - и отныне никогда уже не будет мира и согласия между нами, потому отвергнуты советы, превращаются в яд, отныне виповнюватиме мне тело, обращая сердце на кошелек ярости и яда.

Но орел уже не слышал упреков и проклятий гадюки, а если и слышал, то не обратил на них внимания, потому что солнце, свобода и радость стерли у него все упоминания о змеиную науку, и она отпала от него, как струп, отпадает с наконец выздоровлений тела.