«Джакомо Джойс»

«Джакомо Джойс» - психолого-автобиографическое эссе известного ирландского писателя Джеймса Джойса, что написано 1914 и состоит из 16-ти стори в произвольной форме; произведение считается одним из лучших образцов малой модернистской прозы. Опубликованный посмертно в 1968 году.

Реальной основой сюжета была пережитая писателем влюбленность в Амалию Поппер, его ученицу. Фрагменты, из которых состоит эссе, фиксируют отдельные мгновения цихлюбовних взаимоотношений.

«Джакомо Джойс» читать

Кто? Бледное лицо в окружности густо пахкого меха. Движения соромьязки и нервные. Она пользуется лорнетом.
Да. Говорит резко. Смеется резко. И так же резко встряхивает веками.

Письмо павутинчасте, продолговатые и изящные буквы, в которых тихая пренебрежение и упокоренисть: молодой человек незаурядного происхождения.

Меня возносит на легкой волне безэмоциональной языка: Сведенборг, псевдо-Ареопаґит, Мигель де Молинос, Иоахим Аббас2. Волна приходит. Ее классная подруга, извиваясь гибким телом, мурлычет Бескостная венской итальянщине: Che coltura! 3 Длинные веки стрипуються - жалко острие бархатных глаз опекает и дрожит.

Высокие каблуки глухо поцокують гулкими каменными ступенями. Зимнее воздуха в замке, кольчуги на стенах, массивные железные шлемы над изгибами винтовых башенных лестниц. Легко поцокують каблуки, звук высокий и глухой. Там кто-то внизу - он хотел бы поговорить с вами, панно.

Она никогда не висякуе носа. Манера выражаться: чем короче, тем важнее.

Закругленная и созрела: закругленная резцом внутриродовое браков и созрела в тепличной изолированности своей расы.

Рисовое поле под Верчелли4 окутано кремовым летним МРЭО. Обвисшие крысы шляпки затеняют ее натянуто улыбка. Тени мелькают на натянуто улыбающееся лицо, ошпаренный горячим кремовым светом, серовато-сизые тени под скулами, пряди желтковой желтизны на влажном лбу, прогорклый желчный юмор кроется за легким прищуре глаз.

Цветок, она дала моей дочери. Плохонький дар, хрупкая дарительница, плохонькое синьожильне дитя5.

Падуя далеко за морем. Молчаливый средний вик6, ночь, мрак истории спят под луной на Piazza delle Erbe7. Город спит. С подворотен темных улиц глаза проституток вылавливают блудолюбив. Cinque servizi per cinque franchi8. Темная волна чувств, еще, и еще, и еще.

Зрение померк во мраке, померк,
Померк во мраке, любовь.
Еще раз. Хватит. Темная любовь, темная жажда. Хватит. Мрак.

Сумерки. Переход через рiazza. Серый вечер приходит в пространные шалфейно-зеленые пастбища, беззвучно покрывая все сумраком и росой. Она становится за матерью неуклюже и грациозно, кобылица ведет свое кобилятко. В сером сумраке медленно виокреслюються хрупкие и округлые бедра, нежная, гибкая и худая шея, прекрасная головка. Вечер, покой, проблеск дива9. . . . . . . Эй! Стайничий! Эй-гов! 10

Отец и девочки спускаются с горы на санках: султан со своим гаремом. Шапки и куртки плотно облегают тело, теплый от ноги язычок туфельки плотно перетянуто накрест шнуровкой, короткая спидничина выпячивается на выпуклостям колен. Белая вспышка - снежинка, снигопушинка:
Когда она поедет опять прогуляться,
Смогу ли я ее увидит? 11

Я выбегаю из табачной лавки и окликаю ее. Она оборачивается и пристает, чтобы выслушать мои сбивчивые слова об уроках, часы, уроки, часы - и медленно ее бледные щеки Опалев розовеют. Нет, нет, не бойся!

Mio padre12: уже простые поступки ее неординарные. Unde derivatur? Mia figlia ha una grandissima ammirazione per il suo maestro inglese13. Лицо пожилого мужчины - красивое, разгоряченное, с отчетливо еврейскими чертами и с длинными седыми баками - оборачивается ко мне, когда мы вместе идем вниз по склону. О! Прекрасно ибо сказано: вежливость, доброжелательность, интерес, доверие, подозрение, естественность, старческая слабость, самоуверенность, открытость, изысканность, искренность, осторожность, страстность, сочувствие: превосходная смесь. Иґнатию Лойола, и помоги мне! 14

Это сердце проникнуто болью и грустью. Оно в любовных муках?

Тонкие похотливые сластолюбивые уста: темнокривни моллюски.

С ночи и слякоти я подвожу взгляд на увитый мглой холм. Мгла зависает над мокрявимы деревьями. Свет в верхнем покое. Она одевается в театр. Привидения в зеркале. . . . . Свечи! Свечи!

Милое создание. В полночь после концерта, направляясь по улице Сан-Микеле15 вверх, тихонько говорю эти слова. Но не запалюйся так, Джеймсе! Не ты это бродил ночное время дублинским улицам, жагливо повторяя другое имя? 16

Останки евреев лежат вокруг, гниющих в земле своего священного поля. Здесь склеп ее своякам, черный надгробный камень, безнадежная тишина. . . . . Привел меня сюда прыщавый Мейсел. Он вон за теми деревьями стоит с покрытой головой над могилой своей жены-самоубийцы, все еще удивляясь, как это женщина, спала в одном с ним постели, пришла к такому кинця17. . . . . Склеп ее своякам и его самого также: черный надгробный камень, безнадежная тишина все здесь готово. НЕ умирай!

Она поднимает руки, пытаясь защибнуты на затылке черную кисейную платье. Но как натужуеться, это ей не удается. Она молча пятится ко мне. Я поднимаю руки, чтобы помочь: ее руки опускаются. Я держу тонкие, как паутинка, на край платья и, застегивая платье сзади, вижу сквозь прорези черного дымке гибкое тело под оранжевой рубашкой. Стежки сползают с плеч и рубашка медленно спадает: гибкая гладкая нагота мерцает серебристой чешуей. Рубашка понемногу сдвигается гладким лощеный серебром выточенных ягодиц и над бороздкой, где тускло-серебристая тень. . . . Пучки холодные, тихие и подвижные. . . . Ощупь. Ощупь.

Слабый бездумный беспомощный и слабый дыхание. Но наклонись и внемли: голос. Воробей под Джаґернаутовою колесницей своим трепетом умоляет буревладця земли18. Прошу тебя, господин Бог, велий господин Бог! Прощай, велий мир! . . . . . . Aber das ist eine Schweinerei! 19

Огромные банты на ее нарядных бронзуватих туфельках: шпоры избалованной птички.

Госпожа едет быстро, быстро, быстро. . . . . Чистый воздух на горной дороге. Вольготно пробуждается Триест: вольготное солнечный свет над хаотическим скоплением черепахуватих крыш, покрытых брунастою черепицей; гурма распластанных червей в ожидании национального визволення20. Красавчик встает с постели женщины любовника своей: терноока хозяйка уже вскочила и снует туда-сюда с блюдечком уксусной эссенции в руке ... .. На горной дороге чистый воздух и тишина только стук копыт. Девушка верхом на лошади. Гедда! Гедда Габлер! 21

Торговцы разложили на своих алтарях первые фрукты: зеленоватые еще лимоны, бахромой вишни, безстрамно раскрасневшиеся персики из стрипьям листочков. Улочке, где по обе стороны лотки с парусиновым навесом, проезжает карета, спицы колес поблескивают на солнце. Дорогу! В карете ее отец с сыном. В них совиные глаза и совиный мудрость. Совьяча мудрость в глазах обоих, задуманных над их наукой. «Summa contra Gentiles» 22.

Она полагает, что итальянские достойные имели основания извлечь из партера Этторе Альбини, критика из газеты "Secolo», тот не встал, когда оркестр заиграл королевский марш23. Об этом шла речь за ужином. Конечно! Они любят свою родину, если только определенные, где именно их родина.

Она вслушивается: девушка еще и как рассудительная.

Юбка, подброшенная порывистым движением колена; белое кружево, кусок нижнего юбки, задранной немного излишне; нога обвита павутинчастою чулком. Si pol? 24

Я тихо играю, легонько напевая тоскливую песню Джона Давленда25. Горькое прощание: мне тоже не хочется прощаться. Тот возраст здесь и сейчас. Здесь глаза, распахнутые из мрака жажды, затмевают проблеск передсвиту, а Искры в них - от брудноты, которой полнится выгребная яма перед дворцом слинтявого Якова26. Здесь янтарные все вина, приглушенные нежные мелодии, гордая павана27, родовитые нии, что жадно устами приманивают из своих лоджий и сифилисни бабегы, и молодые женщины, покладистые собственным соблазнителям, которых у них без лику28.

Над рассветным Парижем поволока сырого весеннего утра, в которой плывут слабые запахи - анис, влажные опилки, горячее хлебное тесто, - когда я пересекаю мост Сен-Мишель29, только проснувшиеся стального-синие воды студий мне сердце. Они плещутся и приходятся к острову, на котором люди живут от каменного века. . . . . Темно-рыжеватый мрак в просторном храме с причудливой липнявою. Холодно, как в то утро: quia frigus erat30. На ступеньках дальнего высокого алтаря, обнаженного, как тело Господне, распластались священнослужители в тихой молитве. Над ними возвышается голос кого-то невидимого, что напевно читает с Осии. Haec dicit Dominus: in tribulatione sua mane consurgent ad me. Venite et revertamur ad Dominum31. . . . . . Она стоит рядом со мной, бледная и промерзла, окрыть сумерками с греховно темной нефа, тонкий ее локоть прикасается моего плеча. Плоть ее еще помнит дрожь того сырого туманного утра, торопливо движение факелов, жестокие очи32. Душа ее полная грусти, она дрожит и готова заплакать. Не плачь за мной, дева Иерусалим!

Я преподаю Шекспира сообразительнее Триестови33: Гамлет, говорю я, который наивежливейше относится и к благородным господам, и к простолюдинам, грубоватый в отношениях только с полонием. Разочарованном идеалисту, ему, возможно, в родителях его любимой видится только гротескная попытка природы воспроизвести ее образ34. . . . . . . . . . . Неужели вы этого не заметили?

Она становится коридором передо мной, и с каждым шагом медленно розсупонюеться и опадают темный узел ее волос. Оно медленно высвобождается и опадает. НЕ вичуваючы этого, она становится передо мной, простая и гордая. Так ступала она у Данте, простая и гордая, и так же, чистая ни кровью, ни насилием, шла Беатриче, дочь Ченчи35, до своей смерти:
... ..Затягны
Мой пояс и волосы завяжи
Простым узлом.

Горничная говорит, что ее, poveretta36, пришлось сразу везти в больницу, и она, poveretta, сильно страдала, и это очень-очень серьезно. . . . . Я удаляюсь от ее опустевшего дома. У меня такое ощущение, что я вот-вот заплачу. Но нет! Этого не может быть, чтобы так сразу, без единого слова, без взгляда. Нет нет! Вероятно таки, мое чертово счастье не подведет меня!

Оперировали. Хирургов чем вонзился в ее внутренности и высунулся, оставив свежую острую рану у него на животе. Я вижу ее округлые темные глаза, наполненные страдания, - глаза красивые, как в антилопы. В жестокая рана! Хитливий Боже

Она снова в своем кресле у окна, счастливые слова на устах, счастливый смех. Птичка щебечет после бури, счастлива, что ее малое непритязательно жизни вырвалось из когтистых лап епителиптичного владыки и жизнедавца, щебечет счастливо, щебечет и джерґоче от счастья.

Она говорит, что если бы «Портрет художника» был откровенен лишь ради откровенности, то она бы спросила у меня, зачем я дал его ей читати37. О, ты бы спросила бы, таки спросила? Госпожа едукована.

Вся в черном она стоит у телефона. Тихий осторожливий смех, тихий плач, тихие слова, внезапно прерываются. . . . Parler? colla mamma38. . . . Ходи Цып-цып! Ходи Черная молоденькая курочка напугана: немного подбегает и вдруг останавливается, тихий осторожливий всхлип: она плачет по своей мамой, дородной курицей.

Галерка в оперном театре. Стены в струях, на них проступает Вильга. Симфония запахов перетапливает в себе хаотичное конгрегации человеческой плоти: кислый запах пахов, вытесненные апельсины, затхлые масти для груди, жидкость растирать тело, сернистый дух от чесночной ужина, гадкие фосфоренцийни газы, пряное Пахно камеди, дразливи выпоты созревших для замужества и уже замужних женщин, мыльная вонь мужчин. . . . . . Целый вечер я не спускал с нее глаз, всю ночь я буду видеть ее: заплетены кружки? волосы на макушке, оливковое продолговатое лицо, спокойные погожие глаза. Зеленая лента в волосах и зеленым Расшитые платье: краска обманчивой надежды, которую дает растительное зеркало природы и буйная трава, это надмогильное волос.

Мои слова в ее восприятии: холодные гладкие камни, тонущие в трясинные.

Эти бледные холодные подушечки пальцев касались страниц гадких и прегарних39, на которых моя позор пашитиме вечно. Бледные и холодные и непорочные пучки. Или же они никогда не грешили?

Ее тело не имеет запаха: цветок без аромату40.

На лестнице. Холодная хрупкая рука: соромьязкисть, молчание: темные, истомой наполненные глаза: усталость.

Вьющиеся кольца серых испарений на вересковом пустоши. Лицо ее, такое серое и мрачное. Влажный и спутанные волосы. Ее губы ласково прикасаются, слышно, как она вздыхает. Поцеловала.

Голос мой замирает, поглощенный эхом слов, как замирал между звонких холмов обремененный мудростью голос Предвечного, когда он говорил Авраама41. Она откидывается на подушки под стеной: черты одалиски в роскошной полутьме. Ее глаза впитали мои мысли: и душа моя растворяется в ней, и струится, и льет, и сочится жидким и обильным семьям во влажную теплынь покладисто призывной темень ее женственности. . . . . . А теперь бери ее, кто хочет! . . . .

Выходя из дома Ралли42, я вдруг натыкаюсь на нее, когда мы оба подаем милостыню слепому нищему. В ответ на мое неожиданное приветствие она отворачивается и прячет черные василиску глаза. E col suo vedere attosca l'uomo quando lo vede43. Спасибо за меткие слова, мессере Брунетто.
Стелют под ноги ковры для Сына Людського44. И ждут, когда я буду проходить. Она стоит в желтом сумраке зала, на ее наклонных плечах плед от холода; я останавливаюсь и удивленно оглядываюсь, а она небрежно здоровается со мной и трогается лестнице, искоса приснувшы у меня жгучее трутней поглядыванием.
Дешевое смято зеленый покрывало на диване. Узкая парижская кимнатина45. Только здесь лежала перукарша. Я поцеловал ее чулок и на край темно-ржавой пыльной юбки. Это другая. Она. Вчера пришел познакомиться со мной Ґоґарти46. Собственно, из «Улисса». Символ интеллектуальной сознания. . . . Итак, Ирландия? А человек? Прогуливается по коридору в туфлях или играет сам с собой в шахматы. Почему нас здесь оставили? Только здесь лежала перукарша, зажав мою голову между своих холмистых колен. . . . Интеллектуальный символ моей расы. Слушайте! Провалился нависший мрак. Слушайте!
- Кто знает, такую ​​деятельность ума или тела можно назвать нездоровым ... -
Она говорит. Слабый голос из-за холодных звезд. Голос мудрости. Говори дальше! Скажи еще раз, пусть я станут мудрее! Такого голоса я никогда до сих пор не слышал.
Она змеино пододвигается ко мне на той дешевой диване. Мне не под силу ни шевельнуться, ни отозваться. Извилистое приближения зоревродженои плоти. Прелюбодеяние мудрости. Нет. Я пойду. Пойду.
- Джим, милый! .. -
Мягкие алчные уста целуют меня в левую подмышку. Извилистый поцелуй будоражит мириады кровеносных сосудов. Огонь опекает мне жили. Я зморщуюсь, как объятый ​​пламенем листок! Огненное жало выстреливает с моей правой подмышки. Звездная змея поцеловала меня: холодная змея ночи. Я погиб!
- Нора! .. 47 -

Ян Питерс Свелинк48. Через странное имя древнего голландского музыки вся красота давнии и удаляется. Я слышу его вариации для клавикордов на давний мотив: Молодость проходит. В тусклом тумане древних звуков появляется слабенький проблеск света: вот-вот заговорит голос души. Молодость проходит: это уже конец. Этого больше никогда не будет. Ты хорошо знаешь. И что тогда? Пиши об этом, черт тебя подери, пиши! Что-то другое способен ты делать?

«Почему?»
«Потому что иначе я не смог бы тебя увидеть» 49.
Преходящее - пространство - века - тьмище зрение - и мигающий небеса - без движения - и еще глубже без движения - без движения исчезновения - и ее голос.

Non hunc sed Barabbam! 50

Неготовность. Голые стены. Студеное дневной свет. Длинный черный рояль: гроб для музыки. По его краю женская шляпка, украшенная красным цветком, и зонтик, составлена. Ее герб: шлем, червлень и тупой копье на щите - черного кольору51.

Прилога52: Люби меня, люби и мою зонтик.

Примечания
1. Название произведения (зиталийщене написания имени Джеймс как Джак? Мо и аутентичное написание фамилии Джойс), а также употребление в тексте относительно героя разговорного имени Джим и ласкательное Джеймсе и обращения к Норе (имя жены писателя) позволяет с большой правдоподобием судить о нескрываемую его автобиографичность. Это при том, что целый ряд ситуаций в этом произведении, жанрово близкой к новелле (стилистически очень своеобразной, с необычной поэтикой для литературы начала ХХ века), подразумеваемых и «доуявлено» в угоду композиционной целостности, но безотносительно к биографических реалий автора.
События, здесь описаны, относятся примерно так в промежутке между серединой 1911 и серединой 1914-м, хотя реальная Амалия, дочь богатого Триестского промышленника-еврея Леопольда Поппера, была ученицей Джойса в 1907-8 годах (когда он зарабатывал себе на жизнь преподаванием английского языка) и после 1909 года, по свидетельству ее родственников, с ним не встречалась.
Время окончательного завершения этого произведения известный Джойсознавець Ричард Элман (который впервые опубликовал «Джакомо Джойса») считает ориентировочно передосинь 1914 года. Во всяком случае, в 1915 году Джойс, переезжая из Триеста в Швейцарию, оставил среди других своих бумаг и автограф «Джакомо Джойса» брату Станиславу и позже никогда уже к этой рукописи не возвращался. (Здесь и далее комментарий переводчика).
2. Сведенборг Эммануэль (1688 - 1772) - шведский естествоиспытатель, теософ. Псевдо-Ареопаґит (И стр.) - Афинский епископ Дионисий Ареопаґит, что ему было предписано ряд теологических произведений, написанных в V стр. Мигель де Молинос (1628-96) - испанский мистик и аскет, основатель квиетизма, религиозно-этического учения, в основе которого созерцательное отношение к миру. Аббас Йоахим (1145 - 1202) - итальянский теолог.
3. Какая культура! (Итал.)
4. Верчелли - город на северо-западе Италии.
5. В этих двух предложениях парафраз названия стихотворения Дж.Джойса «Цветок, данная моей дочери» (1913) и повтор эпитета «плохонький», имеющегося в тексте этого стихотворения.
6. Обыгрывание термина «средние века» (по истории) и «средний возраст» (относительно героя произведения).
7. Буквально - «площадь трав» (речь идет о рыночную площадь в Падуе).
8. Пять услуг за пять франков (итал.).
9. Этот абзац почти дословно повторяется в 14 главе романа «Улисс» (издан 1922).
10. «Эй ... Эй-гов!» - Эти возгласы напоминают перекличка Марцелла и Гамлета в сцене с призраком (Шекспир «Гамлет», действие и, сцена V).
11. Немного измененные строки из стихотворения английского поэта Уильяма Кавпера (1731 - 1800) «Джон Ґилпин».
12. Мой отец (итал.).
13. Откуда бы это? (Лат.) Моя дочь увлекается своим учителем английского языка (итал.).
14. Иґнатий Лойола (1491? - 1556) - основатель ордена иезуитов, автор произведения «Духовные упражнения» о системе воспитания человеческой личности в полной покорности церковным требованиям. За помощью к Лойолы обращается также герой «Улисса» Стивен, когда рассуждает о Шекспире.
15. На улице Сан-Микеле жила Амалия Поппер, одна из учениц Джойса, в которую он влюбился.
16. не имя Норы, своей будущей жены, повторял герой?
17. Это задокументирован факт, когда некая триестянка Ада Мейсел действительно покончила с собой в 1911 году.
18. Джаґернаут (точнее Джаґаннатха), дословно «обладатель вселенной», - одно из воплощений Вишну-Кришны в древнеиндийской религии. В самом празднике в честь Джаґернаута его статую вывозят на огромной 16-е колесной колеснице, под которую порой бросаются в экстазе богомольцы.
19. Это же свинство! (Нем.).
20. В несколько перефразированном виде этот эпизод - уже по утреннего Парижа - повторено в 3 разделе «Улисса».
21. Гедда Габлер - героиня одноименной пьесы норвежского драматурга Ибсена (1828 - 1906).
22. «Сумма против язычников» - одна из основных работ философа и теолога Фомы Аквинского (1225? 1226? - 1274), в которой испробован более или менее рационально изложить христианское вероучение. В Джойса в этом предложении будто иронический намек на иудейский талмуд.
23. Этторе Альбини (1869 - 1954) - многолетний сотрудник римской социалистической газеты «Аванти» ( «Вперед»), которого здесь по ошибке приписано к туринской газеты «Секоло» ( «Век»). Упомянутый эпизод произошел в театре «Ла Скала», когда там давали благотворительный концерт в пользу погибших итальянских солдат в захватнической войне в Ливии. Автор итальянского «Королевского марша» - композитор Джузеппе Ґабетти (1796 - 1862).
24. Точнее - «Si puo?» - «Позвольте? (Итал.). Это первые слова Тонио в прологе оперы Руджеро Леонковалло (1857 - 1919) «Паяцы».
25. Джон Давленд (1563? - 1626) - английский лютнист и композитор. Возможно, здесь намек на произведение Давленда «Теперь действительно я мушусь прощаться» или на «Прощальный стих» английского поэта Роберта Геррика (1591 - 1674), слова из которого «не хочется прощаться» совпадают с тем, что сказано в Джойса.
26. Английский король Яков (точнее, Джеймс, 1566 - 1625) был нерешителен и сомнительный, как политик, чем и вызвано пренебрежительный эпитет Джойса к этому монарха.
27. Павана - старинный бальный танец.
28. Описательно этот эпизод связан с Ковен-Гарден, площадью в Лондоне, на которой в 1661 - 1974 годах существовал главный рынок продовольственных товаров и цветов; вокруг площади были лоджии, о которых упоминает Стивен в «Портрете художника в юности» (надпись. 1904-14 гг.), где в несколько измененном виде встречается такой же описание.
29. Видимо, не случайно приводятся в Джойса эти родственные названия моста Сен-Мишель в Париже и улицы Сан-Микеле в Триесте.
30. «Было так холодно» (лат .; Евангелие от Иоанна, 18, 18) Здесь и далее Библия цитируется по изданию: «Священное писание старого и нового завета», 1992: «Слуги и сторожа, огонь разложили, стояли там и грелись, и оно было холодно ».
31. «Господь сказал: В своей беде искать меня тщательно. Ходите к Господу вернемся (лат .; Осия, 3, 1, 5, 15, 6, 1).
32. Исследователи видят здесь намек на сцену измены Иисуса Иудой: «И сразу же, когда он говорил, прибыл Иуда, один из двенадцати, и с ним толпа с мечами и кольями ...» (Марк, 14, 43).
33. Лекции о Шекспира Джойс преподавал в Триесте с ноября 1912 по февраль 1913.
34. Аналогичное мнение высказывает Стивен в «Улиссе» в своих рассуждениях о Шекспире.
35. Речь идет о Беатриче, героиню «Божественной комедии» Данте, и Беатриче, героиню драмы П.Б.Шелли «Ченчи», осужденную на смерть за убийство отца, который надругался над ней; приведена ниже цитата - из этой пьесы.
36. Бедная (итал.).
37. На основе этих джойсовского слов Р.Елман считает, что Амелия читала 3 раздел «Портрета художника в юности», перепечатан на машинке в июне 1914 года.
38. Поговори с мамой (итал.).
39. Противопоставление гадкого и прекрасного, возможно, навеяно словами ведьм в конце I сцены и действия драмы Шекспира «Макбет»; в украинских переводах (и Ю.Корецького и Бориса Тена) эти слова оригинала передано не совсем точно.
40. Не исключено, что этот образ заимствован из одной строки 130 сонета Шекспира.
41. Намек на обращение Бога к Аврааму (Бытие, 12 и т.д.).
42. Речь идет о бароне Амброджо Ралли (1878 - 1938), владельца дворца на площади Скоркола в Триесте.
43. «Уже сам взгляд на нее отравляет зрителя» (итал.) - Слова итальянского перевода книги флорентийского писателя Брунетто Латини (ок. 1220-94), написанной на французском языке во время пребывания его изгнанником во Франции. Название ее - «Книга сокровищ», это своеобразное собрание средневековых знаний.
44. Здесь есть ироническое переосмысление описания прибытия Иисуса в Иерусалим: «А множество жертв стелила свою одежду на дороге, а другие - ветви, нарезанное в поле» (Марк, 11,8).
45. По мнению биографов Джойса, его парижская встреча с Амалией - это мысленный, так сказать, образ, а отчетливо заземлен антураж героини свидетельствует о том, что, чем ближе к концу произведения, фигура ее все больше депоетизуеться.
46. ​​Оливер Джон Ґоґарти (1878 - 1957) - ирландский поэт, дублинский врач, друг и вечный спорщик Джойса (а также прототип Бака Маллиган в «Улиссе»).
47. Нора - имя жены Джойса и одновременно героини пьесы Ибсена «Кукольный дом»; здесь это как проявление отчаяния и надежды (потеря любви и спасение в любви). Все это парижский эпизод составляет словно рисунок 15 раздела «Улисса», где изображены всплеск розбуялои подсознания.
48. Ян Питерс Свелинка (1562 - 1621) - голландский композитор и органист; одна из его песен называется «Молодость проходит».
49. Эту фразу повторяет героиня джойсовского пьесы «Изгнанники» (1918), но совсем в другом эмоциональном контексте.
50. «Не его, но Варавву» (лат .; Иоанн, 18, 40). Это как выражение опосредованного осознание предательства любви, конца надежд. Отсюда и образ рояля (чуть ниже), как «гроба для музыки» в воображении разочарованного во всем героя.
51. Опасный здесь герб совпадает с гербом Шекспира. Учитывая это можно считать, что в отличие от заземления образа героини в предыдущих эпизодах, теперь ее ниб возвышается к чему «вечного» (единство противоположностей, такая присущая поэтике и мировоззрению Джойса).
52. Эта фраза, «прилог» (как называли в древности приложение к основному тексту книги) - сознательная иронизирования сюжета от драматизма чуть ли не до фарса, характерна вообще для джойсовского стиля, особенно в «Улиссе».

Перевод Ростислава Доценко