«Каторжный» Гринченко сокращенно

Рассказ «Каторжный» Бориса Гринченко сокращенно читать можно за 10-15 минут. Это подробный перевод произведения.

«Каторжный» сокращенно

Все звали ее «каторжной». кричала на неї, і мачушині діти, навіть власний батько (який часто пив). И мачеха кричала на нее, и мачехи дети, даже собственный отец (который часто пил). А ребята на улице как звали, то также все же с приложением «Та каторжная Евдокия ...»

И было за что. В семь лет у нее появилась мачеха, Евдокия смотрела на нее исподлобья. Что бы мачеха не просила сделать - ничего толком не сделает: или побьет что, или наплута, накруте и не так сделает. Ругала ее мачеха, била. И она такова: хоть ты ее убей, от нее слова не услышишь и никогда не плачет! Вся в мать.

А к отцу какая она? Еще как мать ее жива была, так тогда только к ней и мостилась, и вдвоем все плакали.

А с мачехи детьми она производила? Мало она их била и толкала?

Злая она была на всех зла! И все ей были враги, и она всем враг, каторжный, да и только!

И все пряталась от людей. Пойдет в сад, только в чащу, и сидит. Дети мачехи то увидели, как пошла к кусту калины, села под ним, головой к его пришлась, и руками его обхватила, и говорит: «Калинка моя червоная, родная моя матушка! Покрой меня своим листоньком зеленым, своими ягодками красными! Одна ты у меня родная, улюбленая »Говорит, а сама плачет ...

А плакала она потому, что у нее не камень в груди был, а маленькое детское сердечко! И то сердечко очень хотело любить! Но кого?

Недоброго и пьяного отца, или мачехи детей, которых мачеха любить не давала ...

Поплачет у калины, утрет лицо, и выйдет на окрики мачехи опять такая, настоящая каторжный, что ее ничем не проймешь - ни словом, ни палкой.

То засиделась Евдокия под калиной, и не услышала, как мачеха ее звала. Уже тогда услышала, как мачеха нашла ее в чаще и потащила за колосья в дом. «Погоди же ты, каторжный, я тебе дам, как бежать под работы под свою калину» Взяла мачеха топор и побежала в сад. Евдокия бросилась, себя не помня, пробежала сад, добежала до чащи и стала между калиной и мачехой. «Не трогайте моего калины» - кричит.

Глаза ее горели, а щеки были белые-белые; грудь так и здималися. И здоровая мачехи рука отбросила прочь маленькую девочку. Топор рубанула, жалобно захлопнулась струйка калиновый, и упала стебель, тремтичы письмом. Девушка бросилась к мачехе, целовала ей руки, закрывала своим телом последние калиновые стебли ...

Так росла Евдокия без любования, без жалованья, без кукол, без детских игрушек, без калины ...

Прошли годы. С маленькой девочки выросла взрослая девушка. Но жизнь ей не изменились. Только выражение на лицу теперь будто злагоднив. А сделала ту отличие страшная тоска, что угнетала ей душу, оказывалась и на лице.

Две мысли не давали ей покоя: «За что меня так мучают?», И: «Разве я хуже других?» Она могла еще понять, что иногда сама была виновата. И она винила людей за все: за свои муки и слезы, за свое детство, за все. И люди были действительно виновны. Одни пекли ее, мучили. Другие не хотели понять ее мучений, а только смеялись над ней. И она это все терпела и не знала, чем пособить себе.

И тогда потребовало ее сердце мести. Впрочем сердце ее не было жестокое, оно умело любить и сочувствовать другим людям.

II

Однажды мачеха послала ее к тете Дарьи по кувшин. Вошла Евдокия в дом, - а там шахтеры. Все в красных рубашках навыпуск, в сапогах с вимережанимы голенищами, с пистонами и с кистями, в суконных поддевках. Все веселые, один на гармонию играет, а те песни шахтерского поют. А то, что на гармонии играл, - ну очень хороший был ... Не успела Евдокия и добрый сказать, уже он как бросится к ней, и обнял. Она его толкнула, а сама бегство. Догнал, в лицо смотрит, говорит, какая она красивая. А она убежала домой. Мачехе сказала, что кувшина Дарья не дала.

Но с того дня потеряла она покой. Каждую субботу бегала к Дарьи, заглядывала в окно - там он. А его все не было.

Когда в воскресенье в сумерки идет она левадой хвороста набрать, даже кто-то:

«А здоровая, девушка! Чья ты? "Посмотрела - он! Так на ней и затрусилось все. Он за руку взял, она хотела бежать. Он не пустил. Обнял и как прижал ... Ничего она уже потом не знала, ничего не слышала, ни в тот вечер, ни на следующий день, - ничего! Только слышала, как ей на губах его поцелуи горели.

Поэтому полюбила она, ее сердце наконец нашло кого любить и отдалось ... Ни о веще она не думала тогда: пусть бьют и ругают - не важно!

Пришла весна, прошло лето. Мир стал для Евдокии милый, веселый и красный, сердце ее расцвело. Встретится с ним- ночь ей было, а не наговориться, а не налюбуется. Ох, любила она! Так любила, что всю душу отдала и назад не думала брать.

III

Впоследствии Семен стал невеселый: «Не все же целоваться, Не вечно же обниматься!»

А она: «Ох, Семен, что же ты сказал! А я бы умерла рядом с тобой ... Как бросишь ты меня - погибну без тебя ... »И впилась губами ему в уста ...

И он оторвался, перепрыгнул через забор бросил: «Прощай!» И пошел по улице ... И больше уже не пришел ...

То девушки на улице сказали, что он уже давно в Приськи ходе. Она не поверила, решила сама проверить. И проверила, сама услышала, как говорил: «И чего она, каторжная, так ко мне вязнет?»

Вот и ему она каторжный стала. А как она его любила! Боже, как любила! .. И он предал. И он такой, как все. О, проклятые!

Вошла в дом, не обращая внимания на вопрос отца, взяла спички - и снова прочь, снова пробежала по улице. Перелезла на огород к Дарьи и зашла сзади, чтобы никто не видел. Нашла сухой соломы, сгребла ее в кучку под камышовой стеной и зажгла. Солома затлилась и начала гореть наконец.

И Евдокии вспомнилась пожар, она видела, - ух, страшно! Так и здесь будет. Но там никто не сгорел, а здесь все сгорят ... И Санька сгорит? Санька - маленькая девочка, дочь досвитчаной матери ... Господи! За что же? За что она сожжет ее? Это же грех Человека сожжет живу. И не ее саму. Господи, может, все село займется! Она бросилась в огонь, хотела затоптать ногами. Но он горел. А ей уже чувствовалось, как Санька кричит: «Докийка, спасай! ..»

Все закрутилось ей в голове. Красное пламя равно перед ней. Оно ад ее, ей занималась одежда. Но она этого не слышала. Она хватала руками огненную солому, окучивала под себя и пыталась тушить. Но уже вся одежда горела на ней. Тогда, не зная, что делать, она вскрикнула: «Спасите, кто в Бога верует! Помощь »- и больше ничего уже не помнила ...

Глаза она открыла уже дома. Где она и что с ней, - этого она не понимала. Ее спасли парни и девушки, выбежав на ее крик и погасив пожар. Страшно она мучилась, ей все казалось, что она тушит пожар ...

* * *

Она поняла, что умирает. У нее стоял только отец. Она сказала: «За что? Господи, Боже мой! За что? »Встала и, вскрикнув, упала обратно в подушку. Через несколько минут она была мертва. Ее похоронили, и никто не пожалел ее. Она всем осталась каторжным. Санька только плакала.