Краткое содержание «Князь Иеремия Вишневецкий» Иван Нечуй-Левицкий
Роман Ивана Нечуй-Левицкого «Князь Иеремия Вишневецкий» был опубликован 1897 году. Так как часто у нас не хватает времени читать произведения полностью, предлагаем воспользоваться кратким содержанием романа «Князь Иеремия Вишневецкий» Н.-Левицкого, из него вы тоже сможете понять основное содержание романа и перевести его. Представлен краткое содержание читается за 30 минут.
«Князь Иеремия Вишневецкий» краткое содержание
«В первой половине XVII века князь Михаил Вишневецкий был один из самых богатых магнатов на всю Украину и Польшу. Он имел большие владения на Волыни, на Подоле, в Галичине и на Белой Руси ».
Сын Михаила Вишневецкого Иеремия рано остался сиротой. Мать, когда умирала, отдала его под опеку родственника - князя Константина.
Воспитанием молодого принца сначала занимался один студент Киево-Могилянской академии, затем его отвезли во Львов в иезуитскую коллегию.
Молодому князю теперь казалось, что он, выехав из родительского дома, как бы «одчалив от берега и пустился на то синее Просторное безбрежное море искать счастья-доли и большой славы, такой славы, чтобы она затенила славу всех князей, гетманов и королей, ослепила все мир ... чтобы о его имя и о его славе прошел слух от края до края и зазвучала песнями ». Так, как она зазвучала песнями и думами о славных казацких поступки славного предка Еремы - Дмитрия (Байды) Вишневецкого.
Когда Иеремия только прибыл в коллегию, первое, что он увидел, это крест, как на кладбище, а на кресте висела изготовленная из дерева «подобие Христа, протянула руки высоко вверх на перекресток и склонила голову с тяжелым черным терновым венцом. Подобие Христа была покрытая резкими красками. С одной стороны вроде лилась горячая кровь и стекала по телу красными подтеками, еще и покрапала крест до самого низа. На руках, на ногах, во главе той подобия краснели страшные язвы, краснели запеченные капли крови ». Этот обагренный вид распятого Христа был умышленно выставлен на показ, чтобы поражать и без того уязвимые и молодые души студентов коллегии.
Итак, первое впечатление от коллегии не было радостным, потому что в этих длинных коридорах было тихо, мертво, веяло холодом, «как будто где-то глубоко под землей». Иеремии показалось, что он идет где-то под землей, каким подземным кладбищем.
Когда ректор впервые увидел нового ученика, то выпрямился во весь свой рост и его глаза будто заиграли, как «у того вловчого, который наткнулся на очень значительную и ценную добычу». Он открыл настежь двери и попросил гостей ко второй комнате тихим приветливым голосом.
Оставляя своего племянника, князь Константин обратился к ректору с такими пожеланиями: «Хоть я сам теперь католик, но княгиня, мать князей, хотела, умирая, чтобы этот потомок славных предков остался в благочестивой вере».
Однако, уважительно выслушав князя, ректор про себя подумал, что хорошо бы, если бы парень все же стал католиком. Он предупредил нового ученика, молодому князей придется подчиняться и слушаться своих наставников.
Патер заметил, что за каждым его словом в Иеремии насуплюються густые брови, а глаза становятся злые и «розгорюються, как в волчонка», и замолчал.
«Хмуро и какое вовкувате и будто звиркувате княжеская привез к нам этот князь, но безлични имения князей Вишневецких ... Это княжеская - не очень наклонное дерево ... но сила денег ... О, если бы привлечь это зверя в лагерь, чтобы оно время потом не наделало нам хлопот. Дай Бог, как оно время уйдет вслед за Криштофом Косинским и Наливайко »
Во время занятий, которые вскоре начались, иезуиты, «Бесы-соблазнители», нашептывали якобы случайно в разговоре Иеремии ненависнисть к его вере, к его речи, и молодой гордый княжич, как только вышел из коллегии, пристала к католической вере, бросил украинский язык и сполячився.
«Иезуиты захлопали от радости, что приобрели такой значительное произведение. Они одправилы потихоньку молебен за то ... что перевернули на врага Украины Украинский князя славного и богатого рода ».
Когда молодой князь закончил иезуитскую коллегию, ректор обратился к нему с такими наставлениями: «Вы, украинские паны, перешедших на католическую веру и наш язык, Маврикия заботьтесь и заботьтесь, чтобы обратить в свою образец всю темную украинскую массу. Ведите за собой следом тех темных товаряк, «то быдло», модифицируйте их даже силой, а они, как слепые, должны идти вслед за вами, по своим проводниками. А когда они не пойдут, князь, за тобой, тебя в руках меч. Орудует мечом во имя Христово »
Молодой Иеремия детства любил войну, любил битвы, любил славу. Его молодая честолюбивая душа рвалась к значительному и славного, в победоносных действий на поле боя. В будущем он представлял себя только победителем.
Когда Иеремия получил образование, его отправили за границу, чтобы там он научился военного дела. Княжич побывал в Голландии, Германии, Польши. «Угасательное в Европе рыцарство манило его, словно пышный цвет».
Вернувшись из-за границы, Иеремия уехал осмотреть свои владения на Волыни. Там он впервые «заметил, какая у него сила земли, сел и панские людей».
Имея несметные богатства, Вишневецкий решил завести свое войско и принимал к себе на военную службу в казаки не только католиков, но и украинский и униатов, даже православных шляхтичей и казаков. Он как бы заводил новую Сечь, но не для обороны Украины, а для своей славы, для своего честолюбия ».
В 1637 году восстали против польской шляхты казаки, и молодой казак Кизим, сын полковника, поднял Лубенщину. Он напал на Лубны и велел вырезать всех католиков, всю челядь Вишневецкого.
«- Курите гнездо отступника! Бейте его челядинцев-недоверков! - Кричал Кизим на своих казаков. - Не жалейте предателя, потому что он вот вскоре приведет своих солдат и будет резать нас. Разрушайте предателя Украины, плохого недоляшка князя!
Кизиме казаки подожгли католический монастырь, бросились на замок, вырезали всех челядинцев католиков, зажгли шалаше, в которых жило дворовое войско Вишневецкого.
- Вот тебе, князь, за твое одступництво! - Кричал горячий Кизим ».
Именно тогда Иеремия привел навербованных на Волыни войско, с которым прорвал казацкий лагерь, освободив заперты польские хоругви. «Это был единственный смелый поступок Иеремии в битве».
Долго оборонялись казаки за окопами. Многие погибло и поляков от казацких пуль. Но польского войска было больше. В казаков не стало пищи. Начался голод. И казаки должны были идти на мир.
Вновь воцарились иезуиты на Украине. Те господа, что бежали с Украины, снова возвращались в свои владения. Народ должен платить господам тяжелые подати и делать барщину. Казацкая сила притихла.
Иеремия решил поселиться в Лубнах, так как считал, что казаки уже не имеют силы, чтобы бунтовать. «Мы отрубили гидре все головы. Теперь спокойненько поселюсь в Лубнах. Казачество погибло навеки ...
Меня никто не сбросит с места, как казаки сбрасывают своих гетманов. Украина с гетманством, с казаками мне не приходится по душе. Какая там ничтожна, мерзкая чернота, какие покрова будут надо мной командовать. НЕ желается мне стать казацким гетманом, каким был мой дед Байда Вишневецкий. На казацких советах какой-нибудь Григорий, какой Павлюк крикнет тебе в глаза: «Клады булаву» Какой Крутихвист, какой Задериморда сбросит тебя с гетманства и выдерет из твоих рук булаву. Плюнуть мне на такие советы! Не стоят они княжеской слюны! Я сам возьму свою булаву и ни перед кем не положу ее. Моя гетманская булава - это земли безмерные, множество денег, войско. Вон моя сила! А с этим я добуду и славы, а может, и короны ... Это много ценнее за какую гетманскую булаву. Казацкие порядки, казацкий мужицкий уклад противные мне! Я их ненавижу. Польша - это рай для господ: там и только там в Польше мое царство, мое и господа ... Казаков, их гетманов, всю Украину надо уничтожить и убить насмерть ... Но нужно для этого имения силу! денег силу! войска силу »
И палка Иеремии воображение рисовало большие битвы, славные его поступки в сражениях. Ему привиджувалось, что он уже сделал какие-то славные события, и его «ждет вся Варшава, высыплет ему навстречу, заглушить его уши радостными криками, что его надеются все магнаты и сам король, приветствуют его в королевском дворце, крикнут« vivat »на сейме ему навстречу, ослепленные и удивленные его славных делах, а девицы и нии в белых кафтанах и платьях встретят его с венками в руках, обсыплем ему дорогу цветами и споют гимны в его славу ».
В августе 1637 в Варшаве состоялась свадьба короля Владислава IV и австрийской принцессы Цецилии Ренаты. Иеремия тоже был туда приглашен. На той свадьбе он познакомился с дочерью коронного канцлера Германии - Гризельда Замойской. Молодой князь сразу произвел на девушку большое впечатление: «Он повернул голову, повел глазами, посмотрел на Гризельда, и в его здоровых глазах блеснули искры ... В лице оказалась мужество, смелость.
Гризельда поймала тот мужественный острый взгляд, и ей пришелся по душе такой взгляд, пришлись по сердцу такие глаза, черные, блестящие, острые, как нож, режущие, как острая казацкая сабля. То сразу зашевелилось в ее сердце ... »
Иеремия знал, что его воспринимают при дворе как недавнего оборотня, и боялся, чтобы Замойский и его дочь не подумали тем, что он остался украинском и затаил в душе сочувствие к казакам и приверженность к родному краю.
Во время пира до Вишневецкого подошел Доминик Заславский, который вместе с ним учился в иезуитской коллегии и теперь обрадовался, встретив старого приятеля. Но Иеремия гордо отозвался, что не узнает его и при этом «нахмурил густые черные брови так, что они сошлись вместе на переносице».
На страстной веселого Доминика будто сразу кто вылил ушат холодной воды: он опустил руки. Глаза из веселых стали так удивлены, как будто он думал увидеть «светлого ангела, а вместо его высунулась из-под земли рогатый морда самого сатаны».
Гризельда влюбилась в молодого князя Вишневецкого. «Поразил меня этот чернявый князь в самое сердце. Многие видела я славных молодых белокурых и русых немецких князей в Вене в цесарском дворце, много их мелькнуло перед глазами и в Варшаве, но ни один не пришелся по душе так, как это пылкий и смуглый Иеремия ».
Во время коронации королевы Гризельда снова увидела Вишневецкого и пригласила посетить ее во дворце, где она жила с отцом. Иеремия пообещал приехать на следующий день. С самого утра девушка выглядела любимого, но первым приехал Доминик Заславский, который давно уже ухаживал за дочери канцлера и намеревался жениться на ней.
Заславскому Гризельда очень приглянулась не по своей красоте, которой она не имела. Он полюбил ее за пышную фигуру, по уважаемые, что в коронованной особы, манеры и за ум. Заславский любил и уважал разумных барышень. А Гризельда была даже грамотный, умела читать и писать, прочитала некоторые книги, для того времени было немалым делом. «Она побывала за границей, побывала при дворе австрийского императора, видела много всяких людей, была опытная. Знала дворцовый этикет и дворовые обычаи лучше, чем другие дочери магнатов. Князь Заславский знал это хорошо. Это постериг и князь Вишневецкий ».
В тот же день Заславский спросил Гризельди разрешения прислать к ней сватов. «Подождем - увидим», - ответила девушка.
К вечеру приехал и Иеремия. Он долго разговаривал с Гризельда и понял, что «она одна стоит быть княгиней Вишневецкой». Она еще больше нравилась ему своей смелостью и рыцарскими движениями. В тот же вечер Иеремия сказал ей, что хочет слать старост. Гризельда не возражала.
Заславский, будто чувствуя, что у него перехватывают добычу, незаметно для посторонних глаз вошел в комнату, где пряла кормилица Гризельди вместе с девушками. Там он «розшморгнув свой кошелек», дал горсть золотых талеров с условием, что они будут восхвалять его перед девушкой Гризельда, а о князе Иеремии говорить неблагосклонно.
Иеремия во время обеда в канцлера думал, что попросит самого короля быть сватом: «Для старого магната королеве слово будет ценнее, чем мое».
Виддячуючы щедрому Заславскому, дружки Гризельди и кормилица очень старались и восхваляли князя, но девушка знала, что ее сердце принадлежит молодому Вишневецкому.
Через несколько дней сам король приехал за свата к Замойского и просил отдать дочь за Иеремию. Канцлера зять вполне устраивал, да еще и такой высокий гость просит за него - и он дал согласие.
«После венчания князь Иеремия дал клятву в любви и вере. Он забыл в то время и о клятву перед немощна матерью и перед Петром Могилой, забыл, что он стал отступника и предателем Украины. Ни одна мысль, ни одно упоминание о детские годы, о матери, о давней свою Веру зашевелила его замученного сердца ».
Целых две недели играли Иеремиино свадьбу. Князь потратил на него двести пятьдесят тысяч злотых. Ксендзы говорили проповеди в костелах о браке князя Вишневецкого даже уже как прошел год. «Богатые тогдашние польские магнаты совсем заткнули за пояс своих королей. Короли стали бы их слугой и орудникамы их произвола ».
После свадьбы молодые приехали в Лубны, и, увидев дворец Иеремии, молодая княгиня Вишневецкая восторженно сказала, что эта красота стоит королей. На это князь самодовольно ответил: «Нам надо превратить Украину в Польшу. Не нам, князьям, идти слепо вслед за тем быдлом, а им следует переработан на наш лад, вот мы и заходимось превращать и переделывать их, а ты, Гризельда, станешь моим помощи с твоими бабами и барышнями ». То разбойничья, хищное блеснуло в его глазах и как будто пронзило сердце молодой женщины. «Мы убьем насмерть тех казаков с их мужицкий советами, мы уничтожим их дотла. Там приховалась наша погибель, прихистивсь наш враг, угрожающий нам опасностью. Вот тогда будет все в порядке на Украине! - Крикнул уже неистово Вишневецкий ».
Гризельда впервые увидела Иеремию раздраженным и задумалась: «Какое же это моя жизнь здесь, в этих пущах, с таким горячим горячим мужчиной? Он меня как будто и любит, но почему-то не проявляет в любви такого горячего чувства, как в гневе. Любовь его какая-то холодная, как железо ... »
Между тем в Лубны прибывали католические священники. Украинские крестьяне с большим отвращением чистили и убирали их пространстве покои и начали беспокоиться, не придется им бежать из родных мест куда глаза глядят. Иеремия почувствовал это и запретил священникам вести католическую пропаганду, потому что боялся, чтобы иезуиты НЕ разогнали время людей из домов.
На свои именины князь пригласил много шляхтичей из Варшавы. Он решил удивить всех чем-то фантастическим: «Сделаю я в Спасовку зиму: обсыплем всю Лысую гору солью, посыплем к ней и путь солью и повезу магнатов на санках на Лысую гору в Спасовку. Это же будет чудо, стоит князя Вишневецкого. Магнаты повитрищають глаза с того чуда ».
Чтобы это подготовить, он вызвал управляющего, велел разослать слуг на все млечные пути, перенимать чумаков с возами соли, закупать у них соль и ссыпать ее в кладовой якобы для нужд армии.
Наступила Спасовка и день Иеремии именин. Приехало много магнатов: гетман Потоцкий, князья Острожские и Збаражские, любимец короля Адам Казановский, гетман Конецпольского.
Во время празднования гости напились, но хозяин оставался трезвым. Как добрый и заботливый хозяин он поднялся рано и велел грузить телеги солью и посыпать ею Лысую гору. Когда все было сделано, он велел трубить начало охоты.
Слух о спасивчан снег разошлась по всем комнатам, где валялись пьяные баре на турецких софах и просто на полу.
Охота прошло хорошо, и Вишневецкий затем чваньковито размышлял: «Совершил я эту благородную глупость, сбавил много соли. Мужики потеряли множество времени напрасно ... но ... но меня заговорит вся Польша, Литва и Украина. Имя князя Иеремии Вишневецкого облетит Польшу, заглянет во все уголки, и обо мне станет слава везде между гордой шляхтой ».
Зимой 1640 неожиданно большая сила татар напала на Украине. Многие Иеремии сел были сожжены и разорены. «Упала казацкая сила не стало обороны и для украинской границы, и для самой Польши».
Но Иеремии Вишневецкому не в мысли были татары. Он хватал земли, хватал имения, где только можно было хватать. Собирал деньги и заводил большую силу дворцового войска, чтобы стать выше всех магнатов и верховодить господствующих на всю Польшу, Литву и Украину.
Именно в то время собирались сеймики, чтобы выбирать посланцев к Варшавского сейма. От волынской шляхты за посланца был избран Иеремия. Король уже знал, что Иеремия «сорвет сейм», если только ему не отдадут Ромны, поэтому Вишневецкий их получил. После этого господа и король возненавидели Вишневецкого за его надменность и наглость.
«Гордый с господами и магнатами, Иеремия НЕ пренебрегал и с теми панками, которые были меньше его и повиновались ему. Так, он согласился быть крестным у своего управляющего Суфщинського. У него князь познакомился с молодой вдовой, казачкой необыкновенной красоты - Тодозиею Свитайливною.
«Его глаза то невольно упали на Тодозя Свитайливну, упали и остановились. Он примитив лицо белое, словно выточенные из слоновой кости резцом какого-то большого мастера, а на круглом главе высокие брови, а под бровями такие пышные карие ясные глаза, которые Иеремия еще нигде не видел на своем веку. Полные губы были выступающие и обведены так отчетливо, так хорошо, как будто они были нарисованы. На шее краснели нитки хорошего бусы и блестели золотые дукаты. Черный горсет будто влип в тонкий стан и падал на ясную шелковую цветастую плахту. На белом главе лоснился кромку от парчового очипка, что высунулся из-под белой низенькой наметки.
Иеремия вытаращил глаза на Тодозя, будто вгляд чудо. Тодозя почутила, что его черные острые глаза будто полоснули ее по душе: резанули то неприятно, что взгляд хищного недоброго человека ».
Теперь только он понял, что до сих пор еще не любил искренней любовью никого, даже Гризельди. «В его крепкой железной красе будто вспыхнули сразу пламя, как это бывает в очень жарких, но крепких и жестоких на сердце людей».
Эта страсть была настолько огромной, что Иеремия был готов на что угодно, чтобы Тодозя согласилась стать его любовницей. «Она будет моя, должна быть моей, хотя бы мне пришлось смести с земли и ее дом, и ее дом, и тетю Мавру, и брата, хотя бы пришлось кровью залить ее луг», - думал Иеремия, сжимая кулаки от огня , который наливал его сердце.
Охваченный такими мыслями, Иеремия ночью так и не смог заснуть, а когда утром вышел в сад, то увидел против белого боковой стене какую-то темную фигуру - это была Тодозя.
«- Ты, сотничиха, будешь моей. Никуда не уйдешь от меня! Нигде не спрячешься от меня! Когда я тебе не уподобний и ты не согласишься быть моей, то я изрублю твое пышное тело, покромсают на мелкие дольки, - уже не шептал, а будто шипов князь. - Я пьян от тебя, как от хмеля, как от крепкого вина. Я пьяный от твоих чар, от твоих пышных глаз, - говорил, визвирившись на нее, князь ».
Он крепко обхватил ее плечи, строго предупредил, чтобы она никому не говорила о его любви, а затем «быстрым шагом мелькнул через сад».
Тодозя стояла на траве под яблоней и никак не могла прийти в себя. «Обесчестил меня князь, бросился на меня как хищный зверь», - думала женщина.
Когда князь с Гризельда выезжали, жена Иеремии пригласила Тодозя к себе во дворец, чтобы закончить работу с одним изысканным ковром. Казачка согласилась помочь, но это приглашение ее испугало.
Через некоторое время Тодозя прибыла же во дворец и начала работать, и «в бойкой опытной казачки дело пошло хорошо». Там снова она встретила Иеремию, который «уже был забылся о ней». Однако, увидев Тодозя, князь вспыхнул еще большей страстью. Он ходил как неприкаянный и даже забыл о своем войско. Тодозия тоже чувствовала, что какая-то неведомая сила тянула ее к князю.
«Неужели это я начинаю любить того страшного князя, того Иеремию, который убивал и калечил казаков, проливал реками украинской крови? Неужели это мое сердце заразились от его горячих уст, от страстной любви? »- Думала Тодозя, глядя в окошко на высокие горы, где за лесом маячило башни княжеского замка».
Грустно было Тодози и, чтобы как-то развеять свои невеселые мысли, она пошла в дубраву по опята. Собрав полную корзину, казачка уже возвращалась домой, увидев перед собой всадника - это был Иеремия.
«Князь молчал и смотрел на нее, как будто ел ее вид острыми глазами. Тодозя чувствовала, что эти глаза очаровывают ее, как будто змеиные глаза очаровывают птичку. Но она покараулить, что теряет свою силу и волю от зрения тех острых глаз ».
Любовь не вскружило голову молодой казачке, и вела она себя достойно:
«- Вы князь, а я безоборонна, безприхильна вдова. Князь! что выйдет из нашей любви? Вы, князья, об этом и понятия не имеете. Вы светлейший князь, а я простая казачка. Вы женат и не будете же меня сватать. Вам игрушки, а мне слава, а мне бесчестия. Князю об этом безразлично, а мне не безразлично, как люди начнут меня судить и бесславить.
- Получится только то, что и получилось; я тебя люблю и хочу насладиться твоей красотой вволю. Как только ты будешь справдовуватись, будешь мне перечить, я тебя изрублю той саблей, что я забросил в чащу, или здесь, или в других местах. Я знаю, что ты меня любишь, хоть не признаешься мне; может, ты только у меня правды выверяют.
- Правды в князья не проверяю, потому что вижу, что вы меня любите. Но я чувствую и хорошо том сведению, что светлейший принес мне в эту дубраву одно несчастье, одну муку, потому что за вами, князь, следом только текут кровавые реки и течет морем пожар. Я князя люблю и боюсь, и сама не угадаю чего.
- Не пугайся меня Будешь меня любить, будешь ко мне ходить, я тебя осыплет золотом и жемчугом.